Неточные совпадения
Между тем луна
начала одеваться тучами и на море поднялся туман; едва сквозь него светился фонарь на корме ближнего
корабля; у берега сверкала пена валунов, ежеминутно грозящих его потопить.
Им овладело беспокойство,
Охота к перемене мест
(Весьма мучительное свойство,
Немногих добровольный крест).
Оставил он свое селенье,
Лесов и нив уединенье,
Где окровавленная тень
Ему являлась каждый день,
И
начал странствия без цели,
Доступный чувству одному;
И путешествия ему,
Как всё на свете, надоели;
Он возвратился и попал,
Как Чацкий, с
корабля на бал.
Придет ли час моей свободы?
Пора, пора! — взываю к ней;
Брожу над морем, жду погоды,
Маню ветрила
кораблей.
Под ризой бурь, с волнами споря,
По вольному распутью моря
Когда ж
начну я вольный бег?
Пора покинуть скучный брег
Мне неприязненной стихии,
И средь полуденных зыбей,
Под небом Африки моей,
Вздыхать о сумрачной России,
Где я страдал, где я любил,
Где сердце я похоронил.
Пока ее не было, ее имя перелетало среди людей с нервной и угрюмой тревогой, с злобным испугом. Больше говорили мужчины; сдавленно, змеиным шипением всхлипывали остолбеневшие женщины, но если уж которая
начинала трещать — яд забирался в голову. Как только появилась Ассоль, все смолкли, все со страхом отошли от нее, и она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому
кораблю.
Но
корабли европейские, — прибавил он, —
начали посещать, прилежно и во множестве, Нагасаки всего лет десять, и потому не было надобности менять».
Говорить ли о теории ветров, о направлении и курсах
корабля, о широтах и долготах или докладывать, что такая-то страна была когда-то под водою, а вот это дно было наруже; этот остров произошел от огня, а тот от сырости;
начало этой страны относится к такому времени, народ произошел оттуда, и при этом старательно выписать из ученых авторитетов, откуда, что и как?
— Человек все это подметил, перенял и,
начав с челнока, дошел до современного
корабля.
Если бы воссел на сии
корабли, то, в веселиях
начав путешествие и в веселиях его скончая, столь же бы много сделал открытий, сидя на одном месте (и в моем государстве), толико же бы прославился; ибо ты бы почтен был твоим государем.
— Когда он был, сударь ты мой, на
корабле своем в Англии, —
начал он…
Утренняя заря только что
начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; темно-синяя поверхность моря уже сбросила с себя сумрак ночи и ждет первого луча, чтобы заиграть веселым блеском; с бухты несет холодом и туманом; снега нет — всё черно, но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами, и далекий неумолкаемый гул моря, изредка прерываемый раскатистыми выстрелами в Севастополе, один нарушает тишину утра. На
кораблях глухо бьет 8-я стклянка.
Но уже давно известно, что всюду, где большое количество людей долго занято одним и тем же делом, где интересы общие, где все разговоры уже переговорены, где конец занимательности и
начало равнодушной скуки, как, например, на
кораблях в кругосветном рейсе, в полках, в монастырях, в тюрьмах, в дальних экспедициях и так далее, и так далее, — там, увы, неизбежно заводится самый отвратительный грибок — сплетня, борьба с которым необычайно трудна и даже невозможна.
А сколько блинов съедается за Масленую неделю в Москве — этого никто никогда не мог пересчитать, ибо цифры тут астрономические. Счет приходилось бы
начинать пудами, переходить на берковцы, потом на тонны и вслед за тем уже на грузовые шестимачтовые
корабли.
Между тем кадриль кончилась. Сенатор пошел по зале. Общество перед ним, как море перед большим
кораблем, стало раздаваться направо и налево. Трудно описать все мелкие оттенки страха, уважения, внимания, которые
начали отражаться на лицах чиновников, купцов и даже дворян. На средине залы к сенатору подошел хозяин с Марфиным и проговорил...
Те, с своей стороны, предложили Егору Егорычу, не пожелает ли он полечиться молоком; тот согласился, но через неделю же его постигнуло такое желудочное расстройство, что Сусанна Николаевна испугалась даже за жизнь мужа, а Терхов поскакал в Баден и привез оттуда настоящего врача, не специалиста, который, внимательно исследовав больного, объявил, что у Егора Егорыча чахотка и что если желают его поддержать, то предприняли бы морское путешествие, каковое, конечно, Марфины в сопровождении того же Терхова предприняли,
начав его с Средиземного моря; но когда
корабль перешел в Атлантический океан, то вблизи Бордо (странное стечение обстоятельств), — вблизи этого города, где некогда возникла ложа мартинистов, Егор Егорыч скончался.
Корабль клонит-клонит, вот, кажется, совсем перевернется, а там опять
начнет подниматься с кряхтением и скрипом.
Как недавно еще он с такого же
корабля глядел до самого рассвета на эту статую, пока на ней угасли огни и лучи солнца
начинали золотить ее голову…
Брашпиль
начал выворачивать якорь, и погромыхивающий треск якорной цепи некоторое время был главным звуком на
корабле.
С самого
начала, когда я сел на
корабль, Гез стал соображать, каким образом ему от меня отделаться, удержав деньги. Он строил разные планы. Так, например, план — объявить, что «Бегущая по волнам» отправится из Дагона в Сумат. Гез думал, что я не захочу далекого путешествия и высажусь в первом порту. Однако такой план мог сделать его смешным. Его настроение после отплытия из Лисса стало очень скверным, раздражительным. Он постоянно твердил: «Будет неудача с этим проклятым Гарвеем».
Через месяц потом (в
начале ноября) решено было Петром устройство кумпанств для изготовления
кораблей к апрелю 1698 года.
Так, в 1694 году в Архангельске, получивши от Виниуса известие о том, что в Москве много было пожаров в отсутствие царя, Петр ответное письмо свое
начинает известием о новом
корабле, который спущен и «Марсовым ладаном окурен; в том же курении и Бахус припочтен был довольно».
Так, в
начале 1692 года он, с 16-ю учениками своими, отправился в Переяславль и, заложивши там
корабль, не хотел возвратиться в Москву даже для торжественного приема персидского посланника.
И
начал ему доказывать, — и все петербургским штилем, каким у нас не могут говорить, — что я именно видел, что за деньги, а что и без денег: мосты, домы, крепости,
корабли и все и все.
В то самое время, как «Морской сборник» поднял вопрос о воспитании и Пирогов произнес великие слова: «Нужно воспитать человека!», — в то время, как университеты настежь распахнули двери свои для жаждущих истины, в то время, как умственное движение в литературе, преследуя титаническую работу человеческой мысли в Европе, содействовало развитию здравых понятий и разрешению общественных вопросов: — в это самое время сеть железных дорог готовилась уже покрыть Россию во всех направлениях и
начать новую эру в истории ее путей сообщения; свободная торговля получила могущественное развитие с понижением тарифа; потянулась к нам вереница купеческих
кораблей и обозов; встрепенулись и зашумели наши фабрики; пришли в обращение капиталы; тучные нивы и благословенная почва нашей родины нашли лучший сбыт своим богатым произведениям.
Медленно, медленно
начинают кружиться стены кабачка. Потолок наклоняется, один конец его протягивается вверх бесконечно.
Корабли на обоях, кажется, плывут близко, а все не могут доплыть. Сквозь смутный общий говор человек в пальто, уже присоединившийся к кому-то, кричит.
Я рад встретиться со здравым человеком. Все так возбуждены, только и говорят, что о
кораблях. И знаете, сам
начинаешь верить.
Напрасно кто-нибудь, более их искусный и неустрашимый, переплывший на противный берег, кричит им оттуда, указывая путь спасения: плохие пловцы боятся броситься в волны и ограничиваются тем, что проклинают свое малодушие, свое положение, и иногда, заглядевшись на бегущую мимо струю или ободренные криком, вылетевшим из капитанского рупора, вдруг воображают, что
корабль их бежит, и восторженно восклицают: «Пошел, пошел, двинулся!» Но скоро они сами убеждаются в оптическом обмане и опять
начинают проклинать или погружаются в апатичное бездействие, забывая простую истину, что им придется умереть на мели, если они сами не позаботятся снять с нее
корабль и прежде всего хоть помочь капитану и его матросам выбросить балласт, мешающий
кораблю подняться.
И
начал мужик на бобах разводить, как бы ему своих генералов порадовать за то, что они его, тунеядца, жаловали и мужицким его трудом не гнушалися! И выстроил он
корабль — не
корабль, а такую посудину, чтоб можно было океан-море переплыть вплоть до самой Подьяческой.
Суда всевозможных конструкций и величин,
начиная с громадных океанских пароходов и больших индийских парусных хлопчатобумажников [Так называются
корабли, перевозящие хлопок.] и кончая маленькими клиперами и шхунами, поднимались и спускались по реке — под парами, под парусами и, наконец, буксируемые маленькими пароходиками.
Корабль покатился к ветру, и, наконец, паруса
начинают заполаскивать.
Муза улыбнулась Марусе, и
начало пародии на «Воздушный
корабль» вышло довольно удачным.
Они живучи, как рыбы, и им нужны целые столетия…Мария привыкла к своему новому житью-бытью и уже
начала посмеиваться над монахами, которых называла воронами…Она прожила бы еще долго и, пожалуй, уплыла бы вместе с починенным
кораблем, как говорил Христофор, в далекие страны, подальше от глупой Испании, если бы не случилось одного страшного, непоправимого несчастья.
На
корабле поспешно
начали готовиться к обороне, но второпях забыли о порохе, насыпанном на палубе и покрытом только парусом.
Движение японцев на Ляоян не явилось неожиданностью. Его ожидало ещё в
начале июня, когда из Ляояна
начали массами уходить китайцы, игравшие в данном случае роль мышей на
кораблях, которым предстоит опасность. Молва, как всегда, преувеличивала страхи.
В
начале июня французский флот, состоящий из пятнадцати линейных
кораблей, десяти фрегатов и из десанта в тридцать тысяч человек, вышел из Тулона.
Не мог он считаться даже и полным управляющим Грузинской вотчины, так как сам граф Алексей Андреевич, удалившись в
начале царствования императора Николая Павловича от кормила государственного
корабля России, поселился почти безвыездно в Грузине и
начал лично управлять вотчинными делами, отодвинув, таким образом, Петра Федоровича на степень главного делопроизводителя вотчинной конторы.
Долгое изгнание Мины Силыча не воспитало ни одного честолюбца, который пожелал бы оспоривать первенство у возвращенного узника, и Мина Силыч опять стал во главе общины и опять
начал править мирской
корабль.